Волчья река - Рэйчел Кейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я смотрю на машины и хочу, чтобы они побыстрее проехали, однако в нашу сторону на мучительно малой скорости тащится очередной трактор. Темный глаз камеры на краю моего поля зрения словно становится глубже, точно устье колодца, в который я падаю. Моргаю и вижу камеру в студии Хауи Хэмлина. И ощущаю леденящее чувство беспомощности.
Моргаю снова – и вижу грязный, гниющий особняк в Луизиане. Комнату, забрызганную кровью. Цепи.
И камера снимает, снимает, снимает. Совсем как та камера, которую Мэлвин приволок, чтобы заснять мое убийство для зрителей, готовых платить за это зрелище.
Слышу какой-то нарастающий крик.
– Мама! – Испуганный голос Ланни заставляет меня нажать на тормоза, и я понимаю, что едва не врезалась в одну из приближающихся машин, а крик этот был сигналом проезжающего грузовика. Ланни отбрасывает с лица пряди черных волос и встревоженно смотрит на меня. – С тобой всё в порядке?
– Всё хорошо, – машинально отвечаю я ей, потому что так говорю всегда – и ей, и себе. Но не нужно быть дипломированным психологом, чтобы понять, что со мной не всё в порядке. Видения прошлого. Холодный пот. Кошмары. А теперь – видеосъемки, воскрешающие все это. Мне нужно поговорить с доктором Маркс.
Я делаю пару глубоких вдохов и резко выворачиваю руль, вклиниваясь в просвет в потоке машин. Уголком глаза замечаю, как оператор поворачивает камеру, чтобы проследить, в какую сторону мы едем.
Я не чувствую себя по-настоящему в безопасности, пока мы не переваливаем холм и не сворачиваем на шоссе, направляясь прочь из Нортона.
Ланни некоторое время молча ерзает на сиденье, ожидая более полного объяснения, которое я не хочу давать. Наконец она надевает наушники и принимается смотреть в окно. Коннор утыкается в книгу, полностью отключившись от этого мира.
Я радуюсь тишине до тех пор, пока Ланни все же не сдвигает наушники и не спрашивает:
– Ты ведь не собираешься снова выходить замуж, да?
Этот вопрос застает меня врасплох.
– Честно? – переспрашиваю я. – Сомневаюсь.
– Даже за Сэма?
– Даже за Сэма.
– А почему? Вы что, решили расстаться?
Это я обсуждать не хочу. Оглядываюсь. Коннор, похоже, не слушает.
– Мы не расстаемся, – отвечаю я дочери. – Ничего не изменилось. Просто… я довольна тем, что есть, вот и всё. Не думаю, что есть какая-то причина менять что-то, правильно?
– Если вы не собираетесь расставаться, то пусть будет как есть. – Она пожимает плечами, как будто ей все равно.
Но я знаю, что это не так. Ей очень нравится Сэм, и в первую очередь ей нравится то, как к нему относится Коннор. Он плохо доверяет людям, но, когда мой сын рядом с Сэмом, он воспринимается как… нормальный ребенок. Ребенок, которого любит человек, рядом с которым он чувствует себя в безопасности. Это нечто особенное и совершенно необходимое.
Поэтому я говорю:
– Сэм – человек самостоятельный, Ланни, и он всегда решает сам за себя. Но я сомневаюсь, что в ближайшее время Сэм нас покинет. Если увижу признаки чего-то подобного, я скажу тебе.
Ланни просто снова пожимает плечами, словно это не имеет для нее значения, и опять надвигает наушники на уши.
Мы уже почти дома, когда мне звонит Сэм. Он уже добрался домой.
– Всё в порядке? – спрашиваю я.
– Да, – отвечает он, но в голосе его звучит непонятная резкость. – Ты едешь домой?
– Да. Я уже недалеко. А что?
– А то, что к нашей двери прилеплена записка. Киношники были здесь и искали тебя. И к тому же у нас кончилось орегано.
– Записка? Киношники? – переспрашиваю я. По крайней мере, «орегано» я не повторяю. – Боже, они совсем обнаглели… Я только что видела их в городе.
Он несколько секунд молчит.
– Наверное, нам нужно поговорить об этом.
– Наверное.
Мне не хочется ни этого разговора, ни любого другого, который может состояться между нами.
* * *
В течение всего вечера я чувствую, как это стоит между нами, словно каменная стена, и хочу протянуть за эту стену руку, почувствовать, как он тянется навстречу… но не знаю, следует ли это делать. И даже возможно ли это теперь.
«Время, – говорю я себе, когда мы молча занимаемся тарелками: я мою их, а Сэм вытирает. – Дай ему время». Но время может унести его прочь, и я не знаю, с какого конца к этому подойти; никто не готовил меня к тому, как страшно может оказаться любить – любить по-настоящему.
Стационарный телефон звонит, сбивая меня с мысли, и я разрываюсь между раздражением и облегчением. Вытираю руки и снимаю трубку, поскольку мне знаком номер, высветившийся на определителе. Это номер Марлин из Вулфхантера.
В ответ на мое резковатое «алло» следует молчание. Шум на линии. Дыхание. Я уже собираюсь повесить трубку, когда юный девичий голос произносит:
– Помогите мне.
Я в неуверенности медлю.
– Алло, кто это?
– Ви, – говорит она. – Вера Крокетт. Мама сказала, что вы помогаете людям. И ваш номер был в ее телефоне.
Акцент знакомый, как и фамилия. Ту женщину, которая звонила мне в день моего поражения на шоу Хэмлина, звали Марлин Крокетт. Женщину, которая явно что-то держала в уме, но не могла заставить себя произнести это вслух. Женщину, которая хотела, чтобы я приехала в городок, расположенный поблизости от ниоткуда, дабы мы могли обсудить это лично.
Я немедленно настораживаюсь. Использовать ребенка – это низость. Мне приходится подавить импульсивное желание повесить трубку.
– Позови к телефону свою маму, пожалуйста.
– Я не могу, – отвечает Ви. Голос ее звучит до странного ровно. – Она умерла.
– То есть? – Я инстинктивно оборачиваюсь к Сэму, приоткрыв рот, и качаю головой, показывая: я не знаю, что происходит. Но по моему тону он уже понял, что происходит нечто странное. – Когда? Что случилось?
– Вы должны приехать, – говорит Ви. – Они собираются вскоре прийти и за мной. Она лежит мертвая на полу, а потом они придут за мной.
– Вера… Ви, ты хочешь сказать, что твоя мать лежит на полу прямо сейчас?
– Да.
Я чувствую, как мир вокруг меня сжимается, реальность сужается до голоса в телефонной трубке.
– Тогда тебе следует позвонить в «девять-один-один», Ви.
– Если я это сделаю, они меня убьют. – Голос ее звучит спокойно, но до ужаса отстраненно. Я не знаю, что могло стать причиной этого. – Пристрелят меня, как собаку, прямо на месте.
Я машу рукой Сэму, прикрываю ладонью трубку и говорю:
– Позвони Кеции. Скажи ей вызвать полицию Вулфхантера в дом Марлин Крокетт. Я не знаю, что происходит, но ее дочь говорит, что Марлин умерла.